Филология

Мрачная юность Эразма

...Эразм не имел ни родины, ни родного дома, он словно родился в безвоздушном пространстве. Имя Эразм Роттердамский, которое он увенчал мировой славой, не унаследованное от отцов и дедов, а придуманное, язык, на котором он всю жизнь говорит, не родной голландский, а выученная латынь.

 

Лицо Эразма

За ними вдали горит, однако, роковое пламя религиозных заблуждений, опустошенные Крестьянской войной замки, богохульствуя, свидетельствуют против Христа, превратно понятого каждым фанатиком на свой лад, разоренные Тридцатилетней войной, Столетней войной юрода, разграбленные усадьбы, эти апокалипсические ландшафты вопиют к небесам о земном безрассудстве.

 

Позиция Эразма

Направо — крайность и налево — крайность, направо — фанатизм и налево — фанатизм, и он, такой неизменно антифанатичный, не хочет служить ни той, ни другой крайности, мерилом для него навечно остается справедливость. Напрасно стремится он спасти общечеловеческие культурные ценности от всех этих раздоров, точно посредник в середине и потому на самом опасном месте.

Обновлено Ноя212011
   

Первый реформатор

Он, первый германский реформатор (и, в сущности, единственный, потому что другие были скорее революционерами, чем реформаторами), стремился обновить католическую церковь в соответствии с законами разума.

Обновлено Ноя142011
 

Личная трагедия Эразма

...Время укрепляло его мысли о европейском единении в духе гуманизма, потому что великие открытия и изобретения наступающего нового столетия, обновление наук и искусств в духе Ренессанса уже давно стали общенациональными переживаниями всей Европы. Впервые после бесконечных тяжких лет западный мир внушил к себе доверие мыслящим людям, и из всех стран хлынули лучшие идеалистические силы гуманизма.

   

Благородная цель

...Для Эразма не существовало никакой моральной, никакой неодолимой пропасти между Иисусом и Сократом, между христианским учением и античной мудростью, между благочестием и нравственностью. Язычников он — священнослужитель — с терпимостью принимал в свое духовное царствие небесное и по-братски помещал рядом с отцами церкви. Философия — для него такая же чистая форма богоискательства, как и теология, к христианскому небу обращал он взор с не меньшей верой и восхищением, чем к греческому Олимпу.

   

Страница 3 из 4